Да нет, конечно. Собственно говоря, природа эскалации состоит в наращивании ответа. Это в общем военный вариант правила «око за око». Поэтому пока стороны имеют волю и силы сопротивляться, бороться, воевать, то они на каждый удар должны отвечать каким-то более сильным ударом. Поскольку механически наращивать силу удара нельзя, то они прибегают к асимметричным действиям всякого рода. В этом и есть механизм эскалации.

И есть вторая сторона. Эскалация, помимо того, что она бывает вертикальная, горизонтальная, бывает еще военная и психологическая. В любой войне, конечно, есть компонент устрашения — он неотделим от войны. Но в СВО проблемой (причем проблемой ее стратегического планирования) с самого начала была ставка на устрашение украинского руководства и вооруженных сил. Это было заложено в самом первом плане, как я понимаю, — плане внезапного военного удара с разных сторон в разных направлениях в феврале. И это не сработало, вот в чем дело.

В некоторых случаях такие вещи срабатывают, в некоторых нет. Ставка на устрашение не подтвердилась, и после этого пришлось перейти к обычным военным действиям, в которых Украина показала способность сопротивляться.

Что мы видим сегодня? Это опять, в общем говоря, ставка на устрашение. Почему она сработает сегодня, если она не сработала в начале года? В феврале был шанс, что Украина будет лишена воли сопротивляться, но сейчас ведь такого шанса нет.

Сегодня это попытка устрашить того, кто показал, что он не устрашился, а значит, это стимулирует украинскую сторону к каким-то новым ударам. Каким именно, мы не знаем, но вряд ли Киев откажется от них в дальнейшем.

Если считать, что удар по Крымскому мосту — это украинский удар (а я думаю, что скорее всего, это так), почему после сегодняшнего ждать снижения интенсивности, я не знаю. Украинская сторона более сильна в военных ответах, чем в психологических, мне кажется. Но я думаю, что такие ответы последуют.

Я вообще не считаю происходящее эскалацией. Я человек не военный, но предполагаю, что с этого нужно было начинать 24 февраля, и, скорее всего, уже все давно бы закончилось. С другой стороны, что сделано, то сделано. После теракта по Крымскому мосту в субботу можно было предположить, что аналогичные удары будут реализованы.

Проблема в том, что все мы — и те, кто комментируют, и те, кто наблюдают, — все мы так или иначе относимся к происходящему на Украине, как будто это происходит где-то у нас. Мы не можем абстрагироваться и относиться к событиям на Украине, как к событию где-нибудь на Ближнем Востоке или в Центральной Африке. Для нас это сложно в силу того, что мы люди не чужие. Можно без конца говорить о том, что мы один народ — очевидно, не один, но точно не чужой. Поэтому и такое отношение, такие рефлексии и такие эмоции.

А если абстрагироваться от этого обстоятельства и посмотреть на все со стороны, то ничего нового не произошло. Что у сегодняшнего киевского режима такой террористический оскал, было очевидно и понятно и 8 лет назад. В последнее время там с завидной регулярностью старались подтвердить этот тезис. Есть некий террористический режим, который изводит людей, но в том числе этот террористический режим используется против интересов нашего государства в силу разных причин. Соответственно, идут ответы, определенные мероприятия военного, брутального плана.

Что произошло? Произошла давно обещанная символическая атака на Крымский мост, которую украинские власти, специальные службы и прочие отморозки обещали с тех пор, как он построен. Даже были попытки, которые были предотвращены. Обещали — сделали. Соответственно, прошли ответные удары по критической инфраструктуре Украины сегодня утром. В ряде крупных городов погас свет. Неприятно? Согласен. И нам неприятно было.

Но еще раз: я предполагаю, что с этого следовало начинать. Что делают американцы в подобной ситуации? Наверное, сначала бы, вот как сегодня с утра, разбили бы инфраструктуру ракетами, и продолжалось бы это дня 3—4, а на пятый день в противнике как раз бы проснулись лучшие человеческие чувства.

Приведет ли это к дальнейшей эскалации? Очевидно, что это не последние действия сегодня, это точно совершенно. Вряд ли этим все закончится.

Но очевидно, что конфликт ведут к заморозке. Не самым глупым людям в Вашингтоне и Европе сейчас совершенно не хотелось бы, чтобы разозлившийся Путин, опираясь на праведный гнев подавляющего большинства граждан нашей страны, действительно разбомбил бы Украину и забрал ее всю. Я думаю, что им бы не хотелось в какой-то момент вступать самим физически в противостояние такого уровня.

И задача сейчас — это все максимально быстро заморозить до следующего раза: зафиксировать статус-кво. Отсюда и инициативы Илона Маска, и прочие аккуратные пробросы типа Кирби. Понятно, что Запад будет продолжать давление информационное, экономическое и какое угодно, но вот физическую войну им бы хотелось сейчас заморозить как инструмент на потом, на будущее.

Любой замороженный конфликт — это угроза и гораздо более эффективный инструмент, чем непосредственно боевые действия, которые высасывают ресурс у всех. Мой прогноз — будут дело вести к заморозке конфликта. Максимальные усилия будут предпринимать сейчас по всем каналам и США, и их европейские коллеги, чтобы заморозить эту историю до ноября — до начала промежуточных выборов в Сенат США. И конфликт будет заморожен вплоть до 2024 года, в зависимости от того, как будут складываться обстоятельства. Альтернатива этому для них — потеря Украины вообще.

Мы бы хотели решить вопрос по существу, закрыть полностью конфликт под гарантии. А Западу бы хотелось ситуацию «подвесить», заморозить. Но в любом случае, для заморозки потребуется хотя бы признание де-факто того статуса территорий, который есть на сегодняшний день: Крым, республики и освобожденные области. Собственно, то, что сформулировал для них неглупый парень Илон Маск.

Нет, Россия борется с антинародным, профашистским режимом Зеленского. Неправильно возлагать ответственность за творимый бесчеловечный террор на всех украинцев, многие из которых сами жертвы идеологического террора и злодеяний СБУ. Ковровые бомбардировки лишь поставят нас на одну доску с террористами.

Наше моральное превосходство — необходимое условие поддержания «донбасского консенсуса», условие победы. Необходимо усилить разрушение инфраструктуры, связанной с военным потенциалом режима, сохраняя соблюдение гуманитарных законов войны.

Перефразируя Сталина, можно сказать: Зеленский приходит и уходит, а украинский народ остается.