«Тот, кто выжил, считает себя властелином»

Михаил Горбачев уже получил историческое признание, хотим мы этого или нет. Считаю, что память о МСГ должна быть непременно увековечена на государственном уровне. Не потому, что я с большой личной симпатией отношусь к Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Но потому что он де-факто исторический деятель, память о котором должна быть сохранена. Наравне с такими же противоречивыми фигурами, как Ленин, Сталин, Солженицын, Сахаров, и другими политиками той эпохи. Так же, как британцы увековечивают память Нельсона, Кромвеля, Черчилля, у которых руки в крови, но не дают им негативных оценок на официальном уровне.

У немцев схожий принцип исторической памяти. В Бремене есть административное здание красного кирпича, похожее на школу, на котором висит табличка: «Здесь с 1933 по 1945 годы располагалось гестапо». Такое информационное сообщение для потомков, а дальше думайте: то ли это хорошо, то ли это плохо. А может прошлое еще вернется. Но такой исторический маркер непременно нужен. Хотя бы для того, чтобы ужасное больше не повторялось.

Я имел небольшую встречу с Горбачевым. На его 75-летнем юбилее был узкий круг приглашенных, и Михаил Сергеевич как-то разговорился со мной, поскольку увидел, что я примерно его поколения, а все остальные журналисты были молодые. Он рассказывал о себе с большими подробностями. Я несколько вопросов ему задал, мы с ним беседовали, и у меня сложилось вполне определенное впечатление о нем, как о человеке, о психотипе. Плюс я беседовал подробно с Валентином Фалиным, который был секретарем международного отдела ЦК и занимался германским вопросом. Он тоже излагал очень подробно весь контекст перестройки, поскольку знал его изнутри, и эти оценки совпали.

Я рассказывал в Правде.ру в 2016 году об узкой встрече, которая была в 2006 году на юбилее Горбачева, и задал вопрос, который мне часто на встрече с избирателями и в быту задавали: «Вот встретишь ты Горбачева, спроси, как он живет с теми слезами, с теми проклятиями, что в его адрес идут? Должны наши молитвы достучаться до небес?». Я спросил в корректной форме, Горбачев сразу все понял и сказал: «Вы знаете, Раиса Максимовна от этого умерла, она не перенесла всего этого негатива». Он то политик толстошкурый, крестьянин — ему все равно. Конечно, порой бывает неприятно.

Из нашей беседы я понял, что самое большое событие в его жизни, — это то, что он остался жив в Форосе. Это человек не стратегического мышления, это обычный аппаратчик, который привык жить десятиминутными текущими задачами, но который имеет очень тонкий нюх: он смог прорваться к власти, чего человек рядовой не смог бы сделать.

При этом это блестящий тактик и никудышный стратег. Это объясняется теми условиями, в которых существовал тогдашний партийный и административный аппарат. Все решали задачи текущего дня, занимались текучкой, и жизнь для всех была прекрасной. Мир был обеспечен, система была стабильна — о чем тут еще думать? Никакие угрозы они не предвидели.

И в этот момент, когда он понял, что его могут физически устранить как жертву роковых обстоятельств, но остался жив – эта радость чудесного спасения перевешивала для него все остальные мелочи. Распад СССР, все последующие бедствия и даже ранний уход Раисы Максимовны — это все ужасно, но то, что он лично остался жив, — это казалось ему немыслимой удачей.

Канетти, блестящий политический философ, в работе «Масса и власть» сказал гениальную фразу: «Тот, кто выжил, считает себя властелином». Это историческая правда.

Горбачев — это психотип человека, который внутри имеет толстошкурую оболочку, некий органчик, который говорит в общем-то правильные вещи, но совершенно о них не задумываясь. Спичрайтеры говорили, что они распутывали километры речей Горбачева, чтобы составить какой-то логически связный абзац для печати. Это типичный докладчик в духе Бывалого, который мог часами говорить, комбинируя как генератор все эти политические и социальные штампы.

Внутри у него сидел огромный страх и была тайна, объясняющая этот страх, до которых никому не докопаться. И он ушел вместе с этой тайной и этим страхом.

Но Горбачев, конечно, человек неординарный и с аппаратной точки зрения, он оказался советским человеком по своей глубине. Есть замечательная фотография, где они с Раисой Максимовной на отдыхе в Италии, там изображен эдакий Семен Семеныч Горбунков в нелепой полотняной кепке, с фотоаппаратом наперевес, Раиса Максимовна в ситцевом платье — типичные передовые рабочие, которым доверили путевку в капстрану, и они очень счастливы.

Он много рассказывал о своем путешествии в Италию. Так что он почувствовал само очарование буржуазной страны. Ленин был на Капри, почему бы нашим партийным вождям не побывать там? Горбачева потрясло, насколько хорошо живется в Италии простым людям, насколько это все пропитано культурой, обаянием, по которым сейчас страдает наша элита после известных событий, лишенная этих прекрасных западноевропейских городов, их шарма и уюта. И он хотел, чтобы и здесь было так.

Но как этого добиться ему оставалось непонятно. Никто и не думал: как-то так все само получится. Получилось так, как получилось. И это очень большая беда, что он пал жертвой очарования западным благополучием. Он редко встречался с западными журналистами и очень горевал последние годы, что находится фактически под домашним арестом, под госохраной. Ему не позволяли делать лишних заявлений и шагов. Но это цена феноменального успеха, который он лично получил и который не разделила с ним его страна.